Мораль, экономика и экономическая теория. Моральная экономика Сс на тему экономическая мораль

Что касается социализма, то тут связь экономики и морали задекларирована в постулатах марксизма и в народных поговорках. «От каждого по способностям, каждому по труду» - это не только экономический постулат, это также и моральный, устанавливающий экономическую справедливость в марксовом понимании ее. Народная же поговорка периода перезрелого социализма гласит: «Если вы думаете, что вы нам платите, то думайте, что мы вам работаем». Это уже оценка народом этой самой марксовой справедливости в ее реальном воплощении, т. е. это опять мораль в экономике. В этом переходе от марксовой формулы к народной, отлично видно влияние морального состояния общества на успех или не успех социалистической экономики. Пока народ верил в марксистскую идею и честно служил ей, советская экономика развивалась достаточно успешно. Когда вера ушла и произошла, вследствие этого, деморализация общества, экономика развалилась, а вслед за ней и Союз.

В неправильном понимании взаимоотношения морали и экономики была, пожалуй, главная ошибка марксизма. Маркс полагал, что мораль есть функция экономического строя, производственных отношений, полностью определяется ими. Что при капитализме рабочие, не будучи хозяевами средств производства, не заинтересованы в результате труда, а при социализме они – хозяева, трудятся сознательно на благо общества и поэтому производительность труда при социализме непременно будет выше. А оказалось наоборот. Произошло это потому, что рабочие не стали на самом деле хозяевами средств производства, а хозяевами стала номенклатура. И когда рабочие это поняли, то наступило «если вы думаете, что вы нам платите, то думайте, что мы вам работаем».

Но почему при социализме реальными хозяевами предприятий, вопреки ожиданиям Маркса, стала номенклатура, а не рабочие? Есть у Марса, среди прочего, теория о постепенном отмирании государства. Отмереть оно должно при коммунизме и тогда наступит эдакий рукотворный рай на Земле. А при социализме оно все-таки необходимо еще и потому при социализме – еще не рай, но лучше (так он думал), чем при капитализме. Но чем, спрашивается, мешало ему государство? Ну, Маркс писал, что государство – это насилие и потому – нехорошо. И это совершенно верно. Но чудится мне, что была у Маркса и еще причина не любить государство, которую он чувствовал интуитивно, но не до конца додумал. Дело в том, что государство – это не просто так ни с того ни с сего насилие, это, прежде всего управление. Управление же организованному обществу необходимо всегда, в том числе при коммунизме, если таковой возможен и наступит когда-нибудь. Управление – это власть. И вот тут в дело влазит мораль, независимая, вопреки Марксу, от строя. Маркс, исходя из своего ошибочного положения о зависимости морали от строя, полагал, что власть при социализме будет абсолютно моральной и, имея возможность управлять в стране всем, чем ей угодно, добровольно откажется от управления заводами, фабриками и т. д. и передаст оное самим рабочим, а себе оставит только общее руководство. Но вопреки ожиданиям Маркса, моральная природа людей вообще и находящихся у власти, в частности, не изменилась в мгновение ока с победой социалистической революции и люди, получившие политическую власть, не захотели оставить за собой только общее, политическое управление страной, а управление предприятиями передать рабочим. В результате и получилось «Если вы думаете…».

Не эффективным оказалось и номенклатурное управление хозяйством. Номенклатура оказалась еще менее моральной, чем народ. Собственно, загнивание социализма, как показано выше, с нее и началось. Хотя материальное положение представителей номенклатуры было несравненно лучше, чем у народа, но ее представители не столько заботились об успехе общего дела, сколько о персональном продвижении по карьерной лестнице. В конечном счете, все свелось к тотальному воровству и безделью, что наверху, что внизу. Точнее, были, конечно, и честные люди, особенно среди простых, не номенклатурных, их было даже не так уж мало, но тон задавали жулики, бездельники и бездарь, занимавшая места не по праву, не по способностям. Они понабились во власть, заботясь о своем личном интересе, вопреки интересу общества. И это решило дело.

Таким образом, можно сказать, что реальный социализм сгубило неправильное представление Маркса о полной зависимости морали от строя. Представление, которое противоречит марксовому же, хотя и заимствованному им у Дарвина, представлению о происхождении человека от обезьяны. На всем этапе эволюции до человека, никакой морали у животных, включая обезьян, не было. И у человека она не появилась мгновенно скачком. Она эволюционирует постепенно, вместе с человеком и обществом. Поэтому не было никаких оснований предполагать, что при социализме моральность людей, тем более стоящих у власти, поднимется скачком до абсолютной.

При капитализме на первый взгляд кажется, что мораль не имеет отношения к экономике, к кризисам и к нынешнему, в частности. Господствует мнение, что при капитализме движителем экономики является не мораль, не сознательная забота каждого об интересах общества в целом, а корыстный интерес каждого и капиталиста и рабочего. Одни гонятся за прибылью, другие за высокой заработной платой, а в результате богатеет все общество. Каждый заботится о своем интересе, но интерес этот, в отличие от социализма, совпадает с интересом общества в целом. И в определенных ситуациях, в определенные периоды это действительно так. Но не всегда. Т. е. на самом деле полного совпадения интересов хозяйственных субъектов, будь-то капиталисты или рабочие, с интересами общества в целом нет никогда, принципиально, но есть периоды, когда это совпадение имеет место по большому счету, есть периоды, когда эти интересы совпадают более-менее, и есть, когда они расходятся далеко.

И капиталистическую и социалистическую экономику можно представлять, как игру по определенным правилам. Только правила в каждом случае разные, типа в одном случае футбол, в другом шахматы. В каждую игру можно играть, соблюдая правила, и тогда побеждает тот, кто лучше играет, а общее дело выигрывает – уровень игры повышается. Но это обидно тем, кто хуже играет. И, поскольку стопроцентной моральности в обществе не бывает ни при какой принятой морали (чти, правилах игры), то всегда имеют место нарушения: подножки и незаметная игра рукой в футболе, незаметно украсть ладью или окуривать противника вонючими сигарами в шахматах и т. п. Конечно, между играми есть разница, нарушать правила в одной игре легче, чем в другой (легче незаметно сыграть рукой в футболе, чем незаметно стырить ладью в шахматах). И в этом смысле, можно говорить о преимуществах одной игры перед другой. (Хотя понятно, что сравнение можно проводить не только по этому критерию). Но, тем не менее, в любой игре есть принципиальная возможность нарушать правила и получать за счет этого индивидуальный выигрыш при проигрыше общего дела.

При капитализме, вообще говоря, подчеркиваю, вообще говоря, т. е. при некоторых, будем считать, нормальных обстоятельствах, нарушать правила игры ее участникам с одной стороны труднее, чем при социализме, а с другой, у них для этого меньше мотивация. Рабочим тяжелее воровать у капиталиста, чем у социалистического директора, потому что в первом случае украденное принадлежит самому капиталисту и в силу личного интереса он бдит, чтобы не украли. А во втором случае, украденное принадлежит всему государству, которое не в состоянии уследить за всем своим имуществом. Далее, у капиталиста вообще нет резона воровать у самого себя и напрягается он ради собственного обогащения, а потому он в полную меру своих возможностей эффективен. А советский директор заботится не о подлинной эффективности своего предприятия, а о том, чтобы заправить арапа начальству видимостью оного. Не стану развивать далее это сравнение, поскольку, в общем, это все хорошо известно (хотя сегодня некоторые, кажется, начинают забывать об этом).

Но нужно заметить, что и в нормальной ситуации нельзя сказать, что у капиталиста и его рабочих совсем нет мотивации и возможностей для нарушения правил игры в капитализм. Во-первых, и при капитализме есть государство, которое (предположительно) олицетворяет интерес общества в целом и предназначено заботиться о нем. И капиталисты, и рабочие имеют отношения не только друг с другом, но и с государством. И тут есть у упомянутых субъектов и интерес и возможность нарушать правила игры. Это - уклонение от выплаты налогов, коррупция и прочие экономические преступления. Нечестность возможна и в отношениях между капиталистами и капиталистов с рабочими. Но здесь правы апологеты рынка, утверждая, что рынок ограничивает нечестность такого рода. Действительно, отношения с партнерами выгоднее вести честно, иначе рано или поздно никто не захочет вести с тобой дел. А что касается надувательства рабочих с зарплатой, то при нормальной конкуренции это также не выгодно делать, они перейдут к тому, кто платит им лучше. Возможность и при капитализме нарушать правила игры снижает потенциальную эффективность капиталистической системы, но не в такой степени, как при социализме. Т. е. при капитализме эффективность экономики также зависит от морального состояния общества, от сознательного выполнения правил игры всеми игроками, но при нормальном состоянии зависит меньше, чем при социализме. Но все это – при нормальном состоянии.

Не уточняя пока, что такое - нормальное состояние при капитализме, я хочу обратить внимание на то, что никакое общество не пребывает постоянно в одном и том же состоянии. Изменение, развитие, эволюция есть всеобщий закон природы, распространяющийся и на общество. И на капиталистическое он распространяется, может быть, больше, чем на другие формации. Оно является наиболее динамичным и по сравнению с предыдущими формациями и с социализмом. В разных странах эволюция капитализма происходила и происходит по-разному и я не буду давать здесь ее обозрения во всем ее разнообразии по временам и странам. Это не для этой статьи, вообще не для одной статьи и это задача историка, а не философа. Я воспользуюсь общей схемой, заимствованной у историка – философа Ю. Павленко. («История мировой цивилизации»). И изложу ее вкратце (и в моем понимании).

В той части планеты, где впоследствии развился капитализм, жили независимые субъекты хозяйственной деятельности, крестьяне и ремесленники. Одни из них хозяйствовали успешно и богатели, другие разорялись. Первые начали нанимать последних в наемные работники и так развился капитализм. Вот этот самый начальный капитализм, когда существовала неограниченная свобода предпринимательства и стихийность рынка и конкуренция в наиболее чистом виде, я имел в виду, говоря о нормальных условиях игры в капитализм. Нормальность тут в том, что в этой фазе интересы отдельных игроков – капиталистов, максимально (хотя все равно не абсолютно) совпадают с интересами всего общества. Но рано или поздно конкуренция приводит к тому, что, как ранее из независимых крестьян и ремесленников образовались капиталисты, так и теперь из среды капиталистов выкристаллизовываются монополисты. Интересы монополистов при существовавших до их появления правилах капиталистической игры, т. е. при неограниченной свободе предпринимательства, далеко расходятся с интересами общества в целом. Это была главная причина кризисов соответствующего периода (периода, когда монополизм уже возник, но еще не были приняты антитрестовские законы). Она была устранена принятием антитрестовских законов, т. е. изменением правил игры. Этим удалось опять привести в соответствие интересы игроков капиталистической игры интересам общества в целом. Но до того как были приняты антитрестовские законы, монополист, не обремененный, подчеркну, моралью, в рамках прежних правил игры имел возможность вздувать как угодно цены на свою продукцию, грабя тем остальную часть общества и вредя обществу в целом. Это и позволило Марксу и его последователям говорить о монополизме, как о последней стадии, загнивании капитализма и т. д. При этом Марксу не пришло в голову, что если бы монополисты были моральны и не вздували цены на свой продукт сверх средней прибыльности, то все было бы нормально и не нужно было бы никакого социализма. Но Маркс не верил, и правильно не верил, в возможность абсолютной моральности монополистов. А вот в абсолютную моральность начальников при социализме он почему-то верил.

Ошибся Маркс и, предполагая, что ситуацию с монополистами никак нельзя исправить, не свергая капитализм и не заменяя его социализмом. Ситуация таки была исправлена в рамках капитализма принятием антитрестовских законов, после чего капитализм продолжил свое успешное развитие и утер нос социализму. Но не правыми оказались и апологеты капитализма, полагавшие и провозглашавшие, что антитрестовские законы – окончательная поправка капитализма и дальше все пойдет гладко, если не к коммунизму, то к какой-нибудь омеге. Во всяком случае, кризисов уже впредь не будет. Кризисы, как мы знаем, продолжились и нынешний грозит превзойти все предыдущие.

Причина этого в том, что и после принятия антитрестовских законов капитализм продолжил эволюционировать и интересы так называемых олигархов при существующих сегодня правилах игры (законах) опять сильно разошлись с интересами общества. Какие именно изменения произошли в капиталистическом обществе со времен принятия антитрестовских законов и в чем именно состоит сегодня расхождение интересов олигархов с интересами общества в целом, я описал в статье «Современная олигархия» (www.philprob.narod.ru) и поэтому расписывать здесь не буду. Там же я наметил примерно, как нужно поправлять законодательство, чтобы интересы олигархов опять пришли в соответствие с интересами общества. И не только создавать законы, но и институции новые и не только в странах, но и мировые, поскольку в связи с глобализацией олигархия перешагнула национальные границы и одни только национальные законы и институции не могут ее сдерживать.

Я утверждаю, что, если все это сделать, то ситуация поправится, экономика опять станет более эффективной и кризисы оттянутся на время. Но в отличие от авторов антитрестовских законов, я не утверждаю, что это устранит кризисы навсегда. Нет, эволюция общества продолжится, расхождение интересов отдельных групп с интересами общества в целом опять начнет возрастать и со временем опять потребуются изменения законодательные и институциональные. И если они не будут сделаны вовремя, то опять будет кризис.

Мало того, чем дальше, тем меньше все эти поправки будут эффективными. Уже первая реконструкция капитализма с помощью антитрестовских законов и антимонопольных комитетов и прочих инстанций не вернула ему прежней первозданной эффективности, в смысле совпадения интересов всех игроков с интересами общества в целом. Не вернула, потому что не вернула рынок к его первозданной стихийности, к неограниченной свободе предпринимательства. Эти (и подобные им) законы расширили роль государства, капиталистического государства в регулировании экономики, умножили число бюрократов в управлении экономикой. Чем дальше, тем больше свободным предпринимателям, теперь уже «свободным» в кавычках, приходится согласовывать свои действия с чиновниками, получать от них всяческие разрешения: лицензии, квоты и т. д. И в некотором смысле правы те, кто утверждает, что капитализм смещается в сторону социализма. Причем, замечу я, он смещается в негативном плане, перенимая, прежде всего, недостатки социализма. Поскольку свобода предпринимательства, ограничивается чем дальше, тем больше, а природа человека остается той же, то растет мотивация к нарушению правил игры. И одновременно растет возможность их нарушения. Ибо, чем больше чиновников, тем больше взяток. В результате в таких странах, как Россия и Украина, не говоря уже про бывшие республики Средней Азии, честно вести бизнес просто невозможно, а крупные чиновники при сравнительно скромной зарплате живут богаче капиталистов. Но и отказаться от регулирования рыночной экономики тоже нельзя, т. к. опять возрастет расхождение интересов тех или иных субъектов экономики с интересами общества в целом (как в случае с монополистами). Причем, чем дальше, тем больше и чаще придется вводить новые виды регулирования, создавая все больше возможностей и мотивации для нарушения правил игры.

Получается своего рода эволюционная ловушка для человечества. Выход из нее я вижу только в укреплении морали общества. Как я сказал выше (и обосновал это в моей книге «Неорационализм», Киев, 1992), мораль не зависит от строя. Но можно ли на нее вообще как-то влиять? Достаточно беглого взгляда на историю, чтобы увидеть, что исторически мораль была не просто влияема, но в значительной степени определялась философскими и религиозными идеями, принимаемыми тем или иным обществом. Принятие христианской морали было одной из составляющих экономического успеха западного общества до недавних пор. А деморализация этого общества под влиянием философских идей фрейдизма и экзистенциализма способствовала и способствует нынешнему кризису. Аналогично конфуцианская мораль, корни которой до сих пор живы в китайском обществе, способствует экономическому успеху Китая сегодня.

Но недостаточно и даже невозможно просто вернуться к христианской или конфуцианской морали. Дело в том, что никогда до их пор мораль не была сформулирована и обоснована, как рациональная научная теория. Это приводило к тому, что любая моральная концепция, будь то христианская, конфуцианская или какая другая, допускала разное толкование. В Христианстве, в частности, это привело к появлению огромного множества конфессий, каждая со своим пониманием Учения, отличным от других иногда до противоположности. А поскольку Бог один и истина едина, то возникает сомнение, дает ли истину хоть одна из этих конфессий. Кроме того, как я сказал, жизнь развивается и ставит перед обществом и отдельными личностями вопросы, на которые нет ответа в Библии или у Конфуция, потому что тогда, во времена Иисуса Христа и Конфуция, не было таких проблем. Не было тогда монополий и олигархов, финансовых пирамид, не стоял вопрос, рефинансировать или не рефинансировать проворовавшиеся или бездарные банки за счет бедных налогоплательщиков в ситуации когда, если их не рефинансировать, упадет экономика и т. д. Тем более не было вопросов: клонировать или не клонировать, разрешить или запретить ГМО и т. д. На эти вопросы невозможно получить однозначные и обоснованные ответы, исходя из Библии или Конфуция. Такие ответы можно извлекать только из моральной теории, выстроенной как рациональная наука, т. е. обоснованной по единому методу обоснования, выработанному самой рациональной наукой, но окончательно сформулированному мной (Философские исследования, №3, 2000, №1; 2001; №2, 2002). На основе этого подхода я построил теорию оптимальной морали («Неорационализм», Киев, 1992, часть 4) и показал, что она в основе своей совпадает с христианской моралью, но при этом позволяет извлекать из нее выводы, проектирующиеся на современную действительность. Кроме того, я применил единый метод обоснования к исследованию Учения Библии, что позволило дать однозначное и обоснованное толкование этого Учения. («От Моисея до постмодернизма. Движение идеи», часть 1, «От Моисея до Иисуса Христа», Киев, 1999, часть 2, «Христианство»). Если бы Отцы Церкви (церквей) были способны понять и принять этот подход, это привело бы к долгожданному объединению христианских конфессий, которого, якобы так жаждут их руководители. В последнем, однако, я сильно сомневаюсь, т. к. лицемерна их вера в то, что Бог один и истина едина, и движет ими жажда единоличной власти, которую они утратят при объединении.

Практическое применение моего подхода в современных обстоятельствах я проиллюстрировал на примере дела Ходорковского («Дело Ходорковского» и «Дело Ходорковского 2», www.philprob.narod.ru). Если бы дело Хоорковского решалось на основе единого ко всем субъектам предпринимательской деятельности и справедливого подхода, базирующегося на мою теорию, Россия проходила бы нынешний кризис гораздо легче, чем она его проходит. Аналогично, Украина сейчас сильно страдает экономически оттого, что при рефинансировании ее банков не применялся мой подход. Несправедливость рефинансирования сильно подорвала доверие населения к и к властям и к банкам. Это усугубило отток вкладов из банков со всеми вытекающими последствиями и многое другое. Об этом кричат сейчас все, но расследовать на всю глубину вопрос о причинах колоссальных долгов украинских банков, которые они не в состоянии вернуть, никто не спешит. Несмотря на то, что я этот вопрос поднял еще 2 месяца назад («Финансовый кризис в Украине»). А, не ответив на этот вопрос, нельзя принять правильного, справедливого и оптимального для экономики Украины решения в вопросе рефинансировании. Не учет морального аспекта, справедливости имеет место и во внешней политике основных игроков на этой арене в мире, прежде всего Америки и России и это ведет к обострению мирового кризиса и увеличивает опасность военных конфликтов.

Взаимосвязь экономики и морали

Мораль и экономика на первый взгляд не имеют тесной связи. Тем не менее, в условиях функционирования экономических систем соблюдение моральных требований и норм играет довольно большую роль.

Замечание 1

В общем смысле под моралью следует понимать некую условную концепцию, сочетающую в себе определенные правила, принципы и норм, фундаментальной основой которых выступает парадигма оценок зла и добра, сформировавшаяся в общественном сознании в определенный период времени.

Экономика представляет собой сложную научную категорию. Она может рассматриваться с различных сторон:

• экономика как наука;
• экономика как сфера жизни общества;
• экономика как хозяйственная система и пр.

Определение 1

В общем смысле под экономикой принято понимать хозяйственную систему, обеспечивающую удовлетворение индивидуальных и общественных потребностей посредством создания и использования определенных благ.

Сущность экономических благ заключается в том, что не существуют сами по себе, требуют приложения определенных усилий и ресурсов для своего создания. Свое отражение они находят в двух формах:

• товары;
• услуги.

Так или иначе, экономика неразрывно связана с хозяйственной жизнью общества, принципами и законами потребительского выбора в условиях ограниченности ресурсов.

Как показывает практика, многие экономисты предпочитают избегать обсуждения вопросов морали при анализе и прогнозировании развития экономических систем, а некоторые критики и вовсе считают взаимосвязь между добродетелью и экономической наукой ущербной. Тем не менее, такая связь имеет место быть.

Рисунок 1. Критические аспекты взаимосвязи экономики и морали. Автор24 - интернет-биржа студенческих работ

Оценке подвергается способность человека в добродетельной жизни. Еще древнегреческие ученые пытались разграничить экономическую жизнь и жизнь, которая является добродетельной или прожита не зря.

Немаловажную роль играет экспансия экономики в другие сферы жизни человеческого общества. В конечном счете, в той или иной степени она пронизывает каждую из них. Даже в тех случая, когда экономическая жизнь не обязательно может быть совместима с добродетельностью и нравственность, обеспокоенность вызывает вопрос о распространении ценностей экономической жизни з пределы тех зон, где они уместны.

Наконец, традиционной претензией к изучению экономики выступает положение о том, что последняя всецело посвящена тому, как заработать деньги и стать богатым. Это в корне ошибочно и демонстрирует поверхностный взгляд на предмет эконмической науки.

В последние оды все больше опросов уделяется моральной стороне бизнеса, что само по себе неразрывно связано с становление и развитием социальной ответственности бизнеса.

Понятие и сущность моральной экономики

Термин «моральная экономика» - это сложное концептуальное понятие, включающее в себя целый класс явлений. Основы его становления были заложены еще в трудах Э.П. Томпсона. Позже они получили свое развитие и дальнейшую концептуализацию в работах Дж. Скотта.

Экономика морального типа в своей основе опирается на новую социальную историю и предполагает очерчивание человеческих универсалий посредством формирования устойчивых моделей развертывания социальных процессов.

В то же время моральная экономика – это центральный механизм экономики выживания депривированных сообществ. Согласно одному из подходов, ее можно определить как некую сферу экономической жизни, которая обеспечивает выживание в условиях угрозы катастроф, нетрудоспособности, голода и экономических рисков слабейших слоев и групп общества. Такова трактовка моральной экономики в узком смысле.

Замечание 2

Моральная экономика имеет место быть на различных этапах развития общества. Наиболее отчетливо она проявляет себя в трансформационные периоды развития экономических систем, их автономизации и освобождения от давления со стороны религиозных и политических сфер.

В конечном счете, именно моральная экономика лежит в основе построения и развития универсальной модели взаимосвязи экономических и ценностно-нормативных систем. Фактически, она подставляет собой новую парадигму общественного развития, которая нацелена на достижение синергетического эффекта между ограничениями и стимулами с одной стороны, и альтруистическими и этическими мотивами человеческого общества – с другой.

Вопросы построения моральной экономики, ее развития и трансформации по-прежнему остаются актуальными в современном обществе и нередко становятся предметом ярых дискуссий в научных кругах.

Рынок как зона, свободная от морали

Рынок, в какой бы форме он ни существовал, является неотъемлемой частью функционированию любой экономической системы. В общем смысле он представляет собой определенный механизм взаимодействия продавцов и покупателей. Иначе его можно определить как целостную систему сложных экономических отношений, возникающих в сфере купли-продажи экономических благ(услуг и товаров).

Так или иначе, рынок – это сфера взаимодействия, которая предполагает участие множества заинтересованных сторон, прямо или косвенно связанных с процессами купли-продажи товаров и услуг (рисунок 2).

Рисунок 2. Рынок как сфера взаимодействия. Автор24 - интернет-биржа студенческих работ

Подобное взаимодействие неизбежно поднимает вопросы принятия и соблюдения норм и принципов морали и их перенесения из экономики в иные сферы общественной жизни.

Экономика направлена на максимизацию удовлетворения потребностей в условиях ограниченности ресурсов. В соответствии с этим функционирование рынка рано или поздно приводит к осуществлению сценария «дилемма заключённых», иначе именуемого неоптимальным равновесием. Его сущность сводится к тому, что тотальная максимизация участниками рыночных отношений своих предпочтений приводит к ситуации, в которой все они, в конечном счете, проигрывают

Таким образом, чистая максимизация субъектами рыночных отношений своих интересов приводи рынок в тупик, выходом из которого становится кооперация, основанная на моральной ответственности его участников.

Аннотация. В статье обосновывается мысль, что мораль и экономика представляют собой два противоположных полюса общественной практики - свободы и необходимости. В ходе исторического развития приоритет морали перед экономикой, характерный для сословных обществ, сменился приоритетом экономики перед моралью, свойственным капитализму. И тот и другой тип взаимодействия являются односторонними: не учитывают, что мораль и экономика связаны между собой взаимным отрицанием, как два самостоятельных фактора, которые нельзя ни свести друг к другу, ни иерархически выстроить.

Ключевые слова: мораль, экономика, общественная практика, поступок, нравственные запреты, рынок, эгоизм, индивидуалистическая этика. Одним из центральных и трудных вопросов исследования прикладной этики является соотношение функциональных обязанностей индивида и его моральных убеждений. Ведь каждый человек действует cвободно, сам, от себя и в то же время вынужденно, представительствуя от имени кого-то и чего-то. Наиболее показательным случаем соотношения этих двух аспектов деятельности является взаимодействие морали и экономики.

1. Мораль и экономика суть категории практики как сознательной (целенаправленной) деятельности человека. Они представляют собой два ее противоположных полюса. Если вообще практика как специфический человеческий способ бытия в мире представляет собой единство свободы и необходимости, то мораль является предельной точкой полюса свободы, а экономика - необходимости. Основополагающей единицей практики, первокирпичиком всех её сложных узоров и длинных причинных цепей является поступок (действие), который, если воспользоваться образным выражением М.М.Бахтина , словно древний бог входов и выходов Янус, развернут в две противоположные стороны - в действующего субъекта и во внешний мир.

Своим происхождением, тем, что он вообще состоялся как факт, поступок обязан субъекту и в этом смысле он принципиально субъективен. А своим содержанием он включен в мир и является столь же объективным, жестко детерминированным, как и сам мир. Поступок совершается в силу решения индивида совершить его. Это - точка, которую действующий индивид ставит в идущей из бесконечности и уходящей в бесконечность цепи причинных связей. Здесь, в этой точке, когда необходимо принять решение о том, быть или нет поступку (при этом неважно, идет ли речь о рутинных действиях ежедневной жизни или о великих деяниях), в результате чего он оказывается поименованным и становится его поступком, поступком данного Ивана, Петра и т.д., именно здесь, в данной точке расположено средоточие свободы индивида и его морали.

Именно в силу своей сугубой, исключительно индивидуальной ответственности за факт поступка, индивид действует свободно (от себя) и имеет возможность реализовать свое стремление к добру. Отпущенный на волю, включенный во внешний (объективный) мир, поступок становится частью, моментом этого мира. Его содержание является строго детерминированным и не зависит от того, кто совершил этот поступок, вернее, зависит только в том смысле, что содержание поступка опосредуется знаниями, умениями и прочими заранее заимствованными из того же объективного мира субъективными качествами действующего индивида.

Камень, выпущенный из руки, не принадлежит тому, кто его выпустил. Среди объективных факторов, порождающих поступки, определяющих их характер и содержание, саму материю поступков, самым первым и жестким является необходимость поддержания жизни, которая воплощается в типе хозяйствования и экономики. И если мораль является кульминацией, пределом субъективного аспекта поступка, а через него и практики в целом, то экономика - кульминация и первооснова их объективного аспекта. Речь идет о совершенно очевидном и банальном факте жизни и ее общественной организации, заключающемся в том, что человек должен есть, пить, одеваться прежде чем он будет умственно заниматься философией, наукой, искусством . 2. Человек - существо разумное и общественное одновременно.

Он разумен именно в качестве общественного существа. Практика - это всегда форма совместной, коллективной деятельности людей. Она является таковой и в субъективных, и в объективных своих аспектах. Характер этих коллективных связей является столь же различным (противоположным) как и сами эти аспекты. Индивид становится моральным субъектом, соединяясь с другими индивидами в свободном союзе. Действуя свободно, от себя, он действует так, как если бы все, само устройство мира зависело от его решения, как если бы он создавал идеально завершенный, наилучший для себя мир. Моральная практика как причинность из свободы не ограничена, так как ничто не может ограничить волю индивида, когда он принимает решение быть тому или иному поступку или нет.

Она в этом смысле выступает как истина бытия, отличаясь от гносеологической истины только тем, что она, моральная истина, привносится человеком в мир в то время, как та, гносеологическая истина, выводится из него. Моральная практика всегда индивидуализирована, персональна, единственна, т.к. ее организующим центром является конкретный (вот этот) поступающий субъект. Иначе обнаруживается коллективность в экономике. Индивид объективирует себя, низводит до уровня хозяйственной единицы, соединяясь с другими индивидами вынужденно, в силу внешней принудительной связи. Он соединяется с ними и нуждается в них для дополнения себя и своих усилий, которых оказывается недостаточно для поддержания жизни. Ему другие нужны для обмена с ними деятельностями и её результатами.

Он кооперируется с ними вынужденно, на основе расчета, ради пользы, для удовлетворения потребностей и достижения целей, которые он сам не может достичь в силу своей функциональной ограниченности, слабости, частичности, неполноты. И эти отношения будут тем более адекватными, чем больше в них будет необходимости: научной целесообразности, рациональной урегулированной упорядоченности, неотвратимости правильно просчитанных следствий, бессердечия и т.д. И напротив, привнесение в вещные, функционально и предметно заданные отношения собственно морального начала оказывает на них разрушающее воздействие. Прав был Уайтхед, когда говорил, что цивилизация рухнет, если люди начнут жить по канонам Нагорной проповеди . 3. Мораль выражает изначально заданное уважительное отношение людей друг к другу, безусловное признание их человеческого достоинства как автономных субъектов. В мире целей и ценностей она претендует на роль последней точки отсчета, своего рода высшей апелляционной инстанции. Экономика же обозначает другой полюс - полюс зависимости от других, придает отношениям людей вещный характер. Такое понимание вполне соответствует устоявшимся представлениям, согласно которым мораль ассоциируется с бескорыстием, а экономика - с корыстью (пользой).

Труднейшей является проблема их соединения (взаимодействия, столкновения, дополнения) в реальном опыте индивидуальной и общественной жизни. Вопрос, который нас интересует в данных заметках, заключается в следующем: как мораль соединяется с экономикой, воздействует на неё и какие в свою очередь сама испытывает влияния с её стороны? Чтобы рассмотреть его, надо сделать ещё одно уточнение общего характера, которое касается действенности морали.

В прямом, строгом и непосредственном смысле вопрос о действенности морали есть вопрос о поступках, которые совершаются в силу одних лишь моральных оснований, ради них самих и, обладая самоценным значением, в принципе не могут потерять нравственное качество, навечно сохраняют свою нравственную чистоту. Что это за поступки и, самое главное, как они возможны, если учесть, что мораль в своей ничем не скованной суверенности ответственна только за принятие решения о поступке, но не за его содержание? Мораль не может ничего сделать с материей поступка, его содержанием, но в ее «руках» находятся ключи от бытия этого поступка; ведь вопрос о том, быть ли данному поступку или нет, зависит от того, кто его совершает. Действующий субъект свою моральную автономию, независимую от каких-либо предшествующих и последующих внешних воздействий свободу принятия решения может реализовать только в форме отказа совершать какие-то конкретные действия. Чистыми в нравственном смысле, т.е. чистыми от всех других мотивов, кроме нравственного мотива, который, собственно, и состоит в том, что он игнорирует, выносит за скобки все другие мотивы, являются только действия, которые совершаются (запрещаются, выбраковываются) из-за нравственной неприемлемости их содержания. И логические соображения, и реальный исторический опыт свидетельствуют, что собственно нравственные поступки сопряжены с запретами, с накладываемыми через них ограничениями деятельности как в целом, так и в отдельных её сферах.

Свою абсолютность в качестве нравственного субъекта человек обнаруживает в том, что он не делает. В этом случае мы можем говорить о негативных поступках . Когда человек следует нравственным запретам - всеобщим, как, например, запретам Декалога «не убий», «не лжесвидетельствуй», или более частным, как, например, пищевые запреты тех или иных культур - он совершает негативные поступки. Это - поступки, поскольку речь идет о деятельном состоянии субъекта, сознательно осуществляемом им воздействии на свое поведение. И они негативны, негативны в двух смыслах: в фактическом - потому что их нет (они отменяются на уровне замысла, блокируются в субъективной сфере), и в ценностном - потому что они отменяются, блокируются из-за их нравственной неприемлемости.

Нравственные запреты, как и запреты в целом, могут быть, разумеется, выборочными, касаться лишь узкого круга поступков. Их предназначение заключается в том, чтобы очертить определенные охранительные зоны, предметно обозначить некоторые границы деятельности, в нашем случае - границу, отделяющую сферу нравственного от безнравственного. Что же касается действий в их позитивной выраженности, которые составляют основной массив человеческой деятельности, то в них нравственные мотивы и оценки участвуют лишь постольку, поскольку они, эти действия, не попали под нравственные запреты.

Они получают нравственное одобрение самим фактом того, что они состоялись в результате собственно го решения действующего субъекта. И в качестве действий данного субъекта они также входят в сферу его нравственной ответственности. Только в этом случае нравственные мотивы и оценки переходят, уступают место содержательным мотивам, каждый раз конкретным в соответствии с материей поступка, их воздействие на деятельность опосредствуется специальными критериями, которые связаны с её конкретным содержанием и столь же многообразны, изменчивы, как и сами деятельности.

Моральные мотивы и оценки по отношению ко всем другим мотивам, определяющим содержание и архитектонику практической деятельности, оказываются вторичными, «надстроечными», в силу чего они часто рассматриваются даже в качестве избыточных. С известным огрублением можно сказать так: добродетельность (моральность) того, что делает человек, совпадает с добротностью того, что он делает.

Вопрос о воздействии морали на экономику и испытываемым ею обратном влиянии со стороны последней может быть конкретизирован и расчленен на три аспекта: ограничения, которые мораль налагает на хозяйственно-экономическую деятельность; место экономики в системе ценностных приоритетов; соответствие отношений между людьми, складывающиеся в процессе хозяйственно-экономической деятельности, моральным критериям. 4. Мораль, представляя собой противоположный по сравнению с хозяйственно-экономической деятельностью полюс общественной практики, оказывает на неё ограничивающее воздействие.

Наиболее очевидное свидетельство этого - морально мотивированные запреты, налагаемые на эту сферу. К ним, прежде всего, относятся уходящие в глубь веков и особенно широко практиковавшиеся среди первобытных племен пищевые запреты, которые дошли до наших дней. Например, предписанный иудеям и мусульманам запрет на употребление свинины, или практикуемое одними народами исключение из пищи продуктов, охотно употребляемых другими народами, например, конина или собачатина. В пищевых запретах специалисты не исключают роль собственно прагматических соображений, таких как экономное распределение ресурсов, опасность болезней и т.п., но, тем не менее, все признают решающее значение духовных факторов, среди которых моральные соображения, наряду с сакральными, являются одними из основных. В джунглях Бразилии (исследование этнолога К. Милтон ) два соседних племени паракана и аравете, говорящих на одном языке, имеют четко разделенные охотничьи границы. Одно из них ловит тапиров и категорически не охотится на крупных птиц, другое, напротив, не ест тапиров и охотно ест крупных птиц.

Эти племена враждуют между собой. Их самоназвания, что было широко распространенным явлением в истории культуры, совпадают со словами «люди» или «настоящие люди». Каждое из них считает другое племя не совсем людьми и свидетельство этого видит в употреблении в пищу того (в одном случае тапиров, в другом - крупных птиц), что для них самих является категорическим табу. Пищевой запрет выступает как знак и выражение групповой идентичности. Из истории философии мы знаем, что цементирующей основой пифагорейского союза был запрет на употребление в пищу бобов . Кажется, не существует вразумительного ответа на вопрос о причинах такого запрета; самым рациональным объяснением можно признать отсутствие таких объяснений: здесь важен сам факт запрета, идущий от основателя союза и скрепляющий верность ему.

Нравственный смысл пищевых запретов является символическим: отказ от пищи (пусть выборочный, как в приведенных выше случаях, пусть кратковременный как, например, во время постов) как самого утилитарного и необходимого из всех утилитарных и необходимых вещей подчеркивает принципиальную неутилитарность и принципиальную изначальность морального мотива, во имя которого этот отказ осуществляется. Образно выражаясь, можно сказать, что пищевые запреты - точка разряда, где полюса морали и хозяйственной нужды приходят в соприкосновение друг с другом и доказывают свою несовместимость. Другой типичной формой ограничивающего воздействия морали на хозяйственно-экономическую деятельность является ценностное маркирование разных видов трудовой активности внутри неё по критерию того, какие из них являются более достойными, какие - менее достойными, какие - вовсе недостойными. Это связано с сословной ограниченностью кругозора, в силу которого высшее сословие сознавало себя также в качестве единственно благородного и навязывало это представление всему обществу, что наиболее полно воплотилось в аристократическом этосе.

Аристократический этос менялся исторически, имел разный вид у разных народов. Тем не менее ему, применительно к нашей теме, в целом, свойственно троякого рода негативное отношение к труду. Во-первых, негативное отношение к труду вообще, к самой необходимости что-то делать ради поддержания жизни. Праздность - не только добродетель аристократа, это его естественное состояние⃰ . Единственное, на что он готов и что составляет его суть - защита своей самодостаточности от каких-либо посягательств, легкость, с которой он ставит на карту свою жизнь, чтобы ничего для неё не делать. Во-вторых, отказ от профессиональных занятий, вообще от какой-либо общественно-полезной деятельности, осуществляемой ради платы за неё.

Ещё несколько столетий назад профессиональная поэзия и театральное искусство считались недостойными аристократа занятиями. В-третьих, третирование физического труда как унижающего моральное достоинство, о чем, например, пишет Мария Оссовская в своих исследованиях «Рыцарский этос» и «Мещанская мораль» , в которых собрано много исторических и литературных свидетельств, иллюстрирующих нравственно мотивированные ограничения трудовой активности. Так, например, ещё в XIX веке в Англии в высшее общество, куда уже открыли доступ врачам, ещё не принимали хирургов и дантистов из-за того, что они работали руками. В современном демократическом обществе нет явных нравственно мотивированных ограничений на виды трудовой активности. Тем не менее неявные ограничения существуют, что видно, например, на судьбе иностранных рабочих в разных странах. Даже такой универсальный и безличный критерий, как деньги, не смог полностью эмансипировать хозяйственно-экономическую сферу от ограничивающего воздействия нравственности. 5. В течение длительной исторической эпохи, когда экономика была дорыночной, а общество сословным, хозяйственно-экономическая деятельность считалась недостойным занятием, уделом низших слоев населения. В крайнем варианте она рассматривалась как наказание и грех. В крестьянской и ремесленной среде вырабатывалось, разумеется, самосознание ценности своего дела.

Там культивировался особый этос, который основывался на добродетелях трудолюбия, бережливости, справедливого суда и был описан и воспет уже Гесиодом . Этос, однако, оставался маргинальным по отношению к господствующему аристократическому идеалу. Последний стал основой для понимания морали. Принципиальное различие между этими двумя этосами состояло в том, что в одном случае культивировались качества, востребованные вынужденными занятиями, а в другом - качества, востребованные свободными занятиями. В этом отношении показательна позиция Аристотеля, который рассматривал досуг в качестве пространства счастья и добродетели. Хозяйственно-экономическая деятельность в собственном смысле слова оставалась вне морали, применительно к ней, как и к области преступного поведения, могла применяться лишь основанная на арифметической пропорции уравнительная справедливость , которая вообще отвлекается от достоинства внутреннего мира и душевного строя действующих индивидов.

Ситуация коренным образом изменилась в эпоху, когда экономика стала рыночной, общество - демократическим, а заслуги людей стали оцениваться не их благородным происхождением, а личными успехами. Хозяйственно-экономическая деятельность ворвалась в публичное пространство в качестве его определяющей основы. Само общество приобрело вид экономической формации. Экономика не только вошла в соприкосновение с моралью, она сама выступила с моральными претензиями и со временем (в частности, в так называемом потребительском обществе) стала едва ли не основной моральной инстанцией. Конкретное оформление капиталистической экономики в качестве нормозадающей моральной инстанции было различным. Описанное М. Вебером торжество протестантской этики было для этого, возможно, наиболее типичной формой, но не единственной. Эту же функцию довольно успешно выполняет, например, утилитаристская этика. Не только она. Нам важно зафиксировать общую тенденцию. Она состоит в том, что высшее место в системе ценностных приоритетов заняла экономика, мораль и этика разными способами санкционируют её в этом качестве.

Иногда это делалось слишком прямолинейно, например, в случае Б. Франклина, который сводил добродетель к полезности . Иногда обоснование было более изощренным, например, у А. Смита, возвышавшего расчетливый эгоизм по той причине, что в рыночной экономике он удовлетворяется через предоставление услуг другим, тем, кто в них нуждается . Такого рода различия, как они ни важны, не отменяют главного: капиталистическая рыночная экономика имеет и реализует потребность мыслить себя в качестве нравственной реальности. Речь идет о том, что те нормы и тот тип поведения, который задается рыночной экономикой, во-первых, получает моральное одобрение и возводится в добродетель, во-вторых, рассматривается как универсальная основа морально достойного существования. Так возникает либерально-индивидуалистическая этика личного успеха, который достигается собственными усилиями в процессе конкретных и свободно формируемых договорных отношений. Добродетель человека оказывается прямой функцией его добротности как участника рыночной экономики.

Магия, в силу которой определения субъекта рыночной экономики возвышаются до предписаний индивидуалистической этики, заключается в том, что они рассматриваются в качестве основы общего блага. Суть этого превращения заключается не просто в констатации того, что, как писал Мандевиль в «Басне о пчелах» , общее благо складывается из частных пороков, а в том, что по этой причине «пороки» и «эгоизм», поскольку они ведут к благу общества в целом, в рамках индивидуалистической этики перестают считаться злом, обретают нравственную легитимность. Немецкий исследователь Р. Мюнх подчеркивает, что индивидуалистическая профессиональная этика составляет моральную основу капиталистической экономики на первой ее стадии. По мере же развития капиталистической экономики видоизменялась и ее моральная основа. Следующей стадией является экономика всеобщего благосостояния, которая предполагала мораль, обосновывающую материальные права по собственно моральным (в традиционном смысле) мотивам - для менее конкурентоспособных или вовсе неконкурентоспособных людей (дети, старики, инвалиды, безработные и др.); она учитывала широкий социальный контекст и важность действий, которые прямо мотивированы заботой о других, об общественном благе.

В настоящее время происходит новый сдвиг в экономике, а одновременно с этим в моральных критериях хозяйственно-экономической деятельности. Этот сдвиг связан с необходимостью сбережения окружающей среды. Экологическое хозяйствование становится условием и основным направлением экономического роста и развития в постиндустриальную эпоху, в силу чего экономически релевантной становится экологическая этика. Таким образом, капиталистическая рыночная экономика, вырвавшаяся из тисков сословно-традиционной этики, как считает Р. Мюнх, не просто освободилась от морали, она обрела новую моральную основу в виде индивидуалистической профессиональной этики, которая уже затем в соответствии с качественными этапами экологического развития конкретизировалась и трансформировалась в направление морали экономики всеобщего благосостояния, а затем морали экологической экономики.

Воспроизведенная здесь картина, социологически корректная и хорошо аргументированная, дает богатую пищу для понимания интересующего нас вопроса. Общую логику и природу этого процесса сам автор истолковывает как взаимопроникновение морали и экономики, как если бы они, мораль и экономика, были независимыми друг от друга системами, благодаря этому различию нуждающимися друг в друге и взаимодействующими между собой в реальном опыте нашего многостороннего общественного существования.

В действительности, конечно, это не так. Воздействие морали на экономику является, в целом, опосредованным самой экономикой. Оно происходит и оказывается эффективным в рамках общей ценностной конструкции, в которой сама экономика занимает высший пьедестал и в этом смысле изначально имеет моральный статус. Несколько упрощая и огрубляя вопрос, можно сказать, что экономика подчиняет себя критериям той морали, которую сама заранее заказала, подобно тому, как в демократических странах люди подчиняются тем лидерам, которых они выбирают для того, чтобы подчиниться им. 6. Рынок как механизм обмена деятельности между людьми является одним из величайших цивилизационных завоеваний.

В качестве основы экономики он обеспечивает наиболее демократичное и эффективное распределение сырья и материалов в условиях их дефицита. Он демократичен, так как не проводит различий между участниками рынка по сословному, конфессиональному и каким-либо иным признакам, кроме их платежеспособности; он представляет собой самый наглядный и точный случай распределяющей справедливости, построенный на арифметическом равенстве и не принимающий в расчет достоинство лиц. Рынок эффективен, т.к. он продуктивно использует такой мощный и универсальный мотив человеческой активности как эгоизм, стремление к личной выгоде.

Когда мы говорим о моральном аспекте рыночной экономики, важно различать два её уровня: общие институционные рамки и осуществляемые в рамках действия. Рынок представляет собой, в первую очередь, определенную нормативную систему. Он формируется правилами, прежде всего правовыми рамками своего функционирования, но не только ими, разумеется. Существующие нравы, обычаи, моральные воззрения также играют важную роль. Рынок - не место, где происходит торговля, а правила, по которым она происходит, включая и то правило, что происходит она в определенных отведенных для этого местах.

Институциональные рамки рынка являются также рамками легитимности действий, которые совершаются в этих рамках. Рынок является пространством, в котором индивид может дать полный простор своему стремлению к личной выгоде, более того, он обязан это делать, если желает быть успешным. Подчеркивая своеобразие рынка как общественного института, профессор К. Гоман удачно сравнивает рынок с современным спортом. Спортивное состязание (например, игра в футбол) также расчленяется на правила, которые безусловно и под строгим гласным контролем судьи должны соблюдать все игроки, и индивидуальные действия, направленные на то, чтобы победить противника, обмануть его, перехитрить, переиграть. К. Гоман делает вывод, что место морали в рыночной экономике находится, прежде всего, на уровне правил, а не индивидуальных мотивов и действий . Действительно, мотивы материальной выгоды, к тому же своей собственной материальной выгоды, достигаемой в процессе конкурентной борьбы с другими, никак нельзя назвать моральными.

Именно они, эти принципиально эгоистически направленные мотивы, составляют движущую пружину человеческих действий в рамках рыночной экономики. В этом смысле рынок вполне можно бы назвать настоящей школой эгоизма. Но он не только дает простор эгоизму, он его формирует, воспитывает, дисциплинирует, рационально упорядочивает. Эгоизм оказывается едва ли не самой конструктивной, социально сцепляющей силой и в этом качестве претендует на вполне нравственно приемлемый способ поведения. Во всяком случае в том, что касается хозяйственного поведения, он воспринимается в современном обществе именно таким образом.

Кажется, сегодня уже никто, даже никакой служитель церкви, не думает, что богатый юноша, раздав свои миллиарды нищим, если бы вообще он мог это сделать (на самом деле рыночная экономика как общественный институт застраховала себя от такого морально мотивированного «безумия»), совершит более благое дело и быстрее откроет себе дорогу в рай, чем оберегая и умножая их, тем самым поддерживая и расширяя в своем лице достигнутый уровень общественного богатства. Основная функция предпринимательской этики или этики бизнеса состоит в том, чтобы морально санкционировать рационально упорядоченный, дисциплинированный эгоизм, вписанный в общие рамки рыночно-регулятивных механизмов, и тем самым дать эгоистически ориентированному хозяйственному поведению сознание своей общественной значимости. Другая важнейшая её задача - мобилизовать собственно моральные ресурсы человека в качестве одного из элементов утилитарно ориентированной установки. Это выражается в обосновании того, что быть честным выгодно, что солидарное поведение предпочтительнее узкоэгоистического и предпочтительнее именно по утилитарным критериям (как, например, в дилемме заключенных) и т.д.

Общая тенденция, обобщаемая в предпринимательской этике и поддерживаемая, усиливаемая ею, заключается в таком соединении морали и экономики, когда мораль ставится на службу экономике. Такое соединение, с одной стороны, облагораживает экономику и становится дополнительным фактором её роста, а с другой - низводит мораль до уровня средства по отношению к экономическим целям и тем самым коррумпирует её. Сегодня следует уже говорить не о взаимодействии между ними, а о поглощении морали экономикой, в результате чего она вместо того, чтобы быть ограничивающим пределом экономики, становится одним из ее стимулирующих элементов, включается в особую подсистему, именуемую неэкономическими гранями экономики .

Тем самым мораль теряет свою изначальную, если рассуждать в рамках многофакторного взгляда на развитие общества, или относительную, если иметь в виду монистическое понимание общества, самостоятельность по отношению к экономике. Низведение морали до средства, одной из граней хозяйственно-экономической деятельности, по сути дела означает ее аннигиляцию в качестве особого, противоположного экономике полюса общественной практики и возведение самой экономики в моральный абсолют. Свидетельством этого, помимо прямой утилизации моральных понятий и механизмов, в качестве непосредственных факторов повышения прибыли можно считать также преобладающий в общественном сознании развитых стран и культивируемый этической теорией отказ от идей моральной автономии и морального абсолютизма.

Мораль тем самым (в который уже раз в истории!) оказывается под вопросом в качестве самостоятельной формы общественных отношений со своими канонами и критериями. Не означает ли это, что она может вновь обрести себя и восстановить опасно разрушенное равновесие общественной практики в качестве индивидуально-ответственной позиции, добродетельность которой не ищет никаких иных оправданий и обоснований, кроме тех, которые заключены в ней самой?! И что теперь, когда общие моральные нормы, задававшие некую упорядоченность общественной жизни, оказались принципиально релятивированными, и свойственные каждой области деятельности и жизни каноны целесообразности сами получают статус таких норм, когда единая этика оказалась раздробленной на все умножающееся и никак между собой не связанное число прикладных этик, что именно теперь мораль получает возможность обрести адекватную субъектность в индивидуально-ответственном поведении личности и быть тем, чем она и должна быть - причинностью из свободы?! При этом надо особо подчеркнуть, что такая индивидуально укорененная и безосновная, если не считать основанием только саму стоически выраженную решимость действующего субъекта, этика может оказаться в высшей степени общественно значимой, способной спасти идеальный (на идеал ориентированный) полюс общественного бытия человека.

Список литературы

1. Аристотель. Никомахова этика. Кн. V. // Аристотель. Соч. в 4 т. Т. 4. М., 1984.

2. Бахтин М.М. К философии поступка // Бахтин М.М. Собр. соч. М., 2003. Т. 1.

3. Гесиод. Труды и дни. М., 2001.

4. Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. Гл. 8. М., 1986.

5. Зубец О.П. Праздность и лень // Этическая мысль. Вып. 3 / Под ред. А.А. Гусейнова. М.: ИФ РАН, 2002. С. 118-138.

6. Зубец О.П. Профессия в контексте истории ценностей // Этическая мысль. Вып. 4 / Под ред. А.А. Гусейнова. М.: ИФ РАН, 2003. С. 103-120.

7. Мандевиль Б. Возроптавший улей, или мошенники, ставшие честными. М., 2000.

8. Маркс К. и Энгельс Ф. Немецкая идеология // Соч. Изд. 2-е. Т. 3.

9. Неэкономические грани экономики: непознанное взаимовлияние / Под ред. О. Т. Богомолова. М.: Институт экономических стратегий, 2010.

10. Оссовская М. Рыцарь и буржуа. М., 1988.

11. Уайтхед А. Приключения идей // Избр. работы по философии. М., 1990.

12. Ballestrem K. G. Adam Smith. Munchen, 2001.

13. Guseynov A. Les conditions de possibilite d’une morale absolue Rev. Philos. France l’Etranger,2013/T/203/P.187-201.

14. Homann K., Blome-Drees F. Wirtschafts - und Unternehmensethik. Gottingen: Vandenhoeck und Ruprecht, 1992.

15. Milton K. Comparative aspects of diet in Amazonian forestdwellers // Philos Trans R Soc Lond B Biol Sci. 1991 Nov 29; 334(1270):253-63, discussion 263.

16. Munch R. The Ethics of Modernity. Lahman: Rowman & Littlefield, 2001.

Как связаны между собой мораль и экономика? Какие уровни развития морального сознания выделяются известным американским психологом Лоуренсом Кольбергом? Какое влияние на мораль оказывает современная западная экономическая теория? Может ли неоклассическая экономическая теория вызвать моральный коллапс в обществе?

В своей недавно вышедшей книге «Цена цивилизации» печально известный в России Джеффри Сакс утверждает, что необходимо изменить всю нашу экономическую культуру . Он считает, что «в основе экономического кризиса Америки лежит моральный кризис (выделено мною - В.Е): спад гражданских добродетелей среди политических и экономических элит Америки» . На этот раз автор концепции шоковой терапии, безусловно, прав и многочисленные опубликованные свидетельства, выплеснувшиеся на поверхность во время кризиса, подтверждают это.

Многие неформальные нормы и убеждения экономических акторов непосредственно связаны с моралью, которая является очень важной частью механизма социального регулирования человеческого поведения. Основополагающие элементы морали каждый индивид осваивает в молодости, в том числе во время учебы. Известный американский психолог Лоуренс Кольберг с 1955 по 1977 гг. проводил экспериментальные исследования по выявлению закономерностей в моральном развитии молодых американцев. Результатом его исследований стала его теория шести стадий морального развития.

На первой стадии ребенок рассматривает моральные требования буквально, а не исходя из их смысла. Быть морально хорошим означает слушаться тех, кто обладает над тобой властью, и тем самым с одной стороны избегать наказания, а, с другой стороны - получать поощрения. На второй стадии своего морального развития ребенок определяет как хорошее то, что удовлетворяет его собственные потребности и при этом удовлетворение потребностей других рассматривается как средство для получения в обмен удовлетворения собственных. Третья стадия характеризуется тем, что поведение рассматривается ребенком как хорошее, если оно нравится членам его непосредственного социального окружения (семья, друзья, знакомые сверстники). На четвертой стадии акцент делается на моральном взаимоотношении со всей социальной системой. Исполнение законов, а также уважительное отношение к действующему социальному порядку являются центральной точкой развития морали на этой стадии. На пятой стадии юноша или девушка начинают понимать, что закон и социальный порядок являются результатом определенного общественного договора, осознается потребность в правилах для достижения консенсуса. Убеждение предыдущей стадии в незыблемости закона и порядка заменяется на веру в необходимость ориентации права на социальную пользу. Наконец шестая стадия, которая определяет уже уровень моральной зрелости, отождествляется с ориентацией на универсальные моральные принципы, следование которым определяется требованиями совести .

Теперь, если на основании недавно опубликованных свидетельств относительно поведения экономических агентов в финансовой сфере, мы проведем идентификацию их уровня морального развития на основании теории Кольберга, то легко определим, что этот уровень не очень высок. Что же случилось, выходит, что за 30-50 лет моральный уровень американцев, по крайней мере, тех, кто связан с финансовым сектором, резко упал?

Частично ответ на этот вопрос можно найти в книге «Суперкапитализм: трансформация бизнеса, демократии и повседневной жизни», написанной профессором государственной политики Калифорнийского университета в Беркли Робертом Рейчем, который в 1993-1997 гг. занимал пост министра труда в администрации Клинтона. По его мнению, начиная с 70-х годов, в Америке родилось то, что он назвал суперкапитализмом. В этой новой системе американцы получили дополнительные возможности как покупатели и инвесторы, но много потеряли как граждане . Институты, которые служили для защиты того, что граждане совместно считали для себя ценным, стали исчезать. Через систему лоббирования корпорации становились все более и более влиятельными в принятии решений относительно законов и правил. Таким образом, суперкапитализм заменил демократический капитализм . Преподаваемая в американских университетах экономическая теория внесла важный вклад в эту трансформацию. По существу, студентам-экономистам эта теория предлагает снизить уровень своего морального развития до уровня второй стадии.

В своей недавней книге «Крутое пике» Джозеф Стиглиц пишет про экономистов: «Вместо представителей научной дисциплины они становятся самыми активными участниками группы поддержки капиталистического свободного рынка» [Стиглиц 2011: 288]. Стиглиц считает, что «если Соединённые Штаты собираются добиться успеха в реформировании своей экономики, то им, возможно, придётся начать с реформирования экономической науки». Важнейшим направлением этого реформирования должно стать существенное повышение уровня морального развития экономистов. Сейчас этот уровень по классификации Кольберга колеблется между вторым и четвертым . Члены сообщества работают не для того, чтобы понять что-то, а пишут статьи и книги для того, чтобы быть положительно оцененными этим сообществом. Свидетельством нахождения членов сообщества академических экономистов по уровню своего морального развития, соответствующему третьей стадии, может служить следующее высказывание Пола Самуэльсона: «Мы, экономисты, работаем, прежде всего, для того, чтобы заслужить уважение коллег, позволяющее нам самим больше уважать себя» [Самуэльсон, Барнетт 2009: 12]. Как удачно сформулировал В.С.Автономов, «методология науки призвана быть её совестью — моральным кодексом профессии» [Автономов 2004: 12] и она должна соответствовать самой высшей, шестой стадии морального развития . О том, как это сделать, отдельный разговор.

Литература

1. Автономов В.С. За что экономисты не любят методологов/ В кн.: Блауг М. Методология экономической науки, или Как экономисты объясняют. М.: НП «Журнал “Вопросы экономики”»; 11-16. 2004.
2. Самуэльсон П., Барнетт У. (отв. ред.) О чем думают экономисты. Беседы с нобелевскими лауреатами. М.: Сколково. 2009.
3. Стиглиц Дж. Крутое пике. Америка и новый экономический порядок после глобального кризиса. М.: Эксмо. 2011.
4. Garz D. Lawrence Kohlberg - An Introduction. Opladen & Farmington Hills, MI: Barbra Budrich Publishers. 2009.
5. Reich R. Supercapitalism. The Transformation of Business, Democracy, and Everyday Life. New York: Alfred A. Knopf. 2007.
6. Sachs J. The Price of Civilization. Economics and Ethics after the Fall. Landon: The Bodley Head. 2011.

Еще по теме Моральная экономика:

1. 3.1. Рыночная экономика: концептуальная схема построения и реальная действительность.
2. 5.1. Концептуальные подходы к смешанной экономике в развивающихся странах
3. Государственное регулирование финансового сектора экономики восточноазиатских стран
4. 1 ПЛАНЫ ФАШИСТСКОЙ ГЕРМАНИИ ПО ИСПОЛЬЗОВАНИЮ ЭКОНОМИКИ ОККУПИРОВАННЫХ ОБЛАСТЕЙ СССР
5. Организация предприятия в ассоциированной экономике Производственная ассоциация и производственная общность